Политика Южной Кореи – смесь драмы и фарса с элементами мистического макабра, под стать знаменитому корейскому кинематографу. Почему Ли Чжэ Мён, который является фигурантом нескольких уголовных дел, был избран президентом? Будет ли как-то меняться линия по интересующим Россию вопросам? Какую роль играют гадалки, ворожеи, предсказатели среди представителей политической элиты? Об этом Фёдору Лукьянову рассказал Константин Асмолов, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Китая и современной Азии РАН, в интервью для «Международного обозрения».
Фёдор Лукьянов: Корейская политика заложила такой очень лихой захватывающий вираж, но всё вернулось в процедурные рамки. Это была разовая аномалия или теперь так всегда и останется?
Константин Асмолов: Это очень интересный момент, потому что, с одной стороны, такого кризиса с введением военного положения не было давно. С другой стороны, в условиях глобальной турбулентности есть некоторый шанс, что это новая нормальность, и с новым президентом кризис не закончится, хотя многие из тех, кто голосовал за Ли, на деле были за то, чтобы противостояние парламента и президента, парализовавшее структуры власти, хоть как-то кончилось. Ведь в случае победы консерваторов их президент оказался бы в той же ситуации, что и Юн Сок Ель, – парламент также блокировал бы все его инициативы и искал повод для импичмента.
Да и приход Юн Сок Ёля в политику был ведь тоже очень специфическим событием. Это генеральный прокурор, посадивший за коррупцию двух предыдущих президентов-консерваторов. Он стал оппозиционером после ссоры с президентом страны. В итоге Юн ушёл в политику и, ввиду отсутствия третьей силы, присоединился к консерваторам, после чего с малым перевесом выиграл сначала праймериз, а потом президентские выборы. Демократы восприняли это как непонятное недоразумение и с самого начала его президентства начали раскачивать лодку. В ответ Юн, как непрофессиональный политик, находящийся в плену определённых предположений, совершил несколько ошибок, главной из которых было введение военного положения. В результате демократы формально наконец получили то, что хотели: своего президента.
Улики там достаточно фундированы, чтобы не заявлять, что власти сфабриковали дело. Суд первой инстанции дал ему условный срок, но проблема в том, что даже условный срок запрещал ему баллотироваться на государственные должности и участвовать в политике. А альтернативных кандидатов у демократов, кроме Ли Чжэ Мёна, не было. Он благополучно придавил все прочие фракции и превратил Демократическую партию в свой фан-клуб. Это было в ноябре 2024 г., и именно после этого демократы начали раскачивать лодку так, что психанувший Юн объявил военное положение.
Затем, уже после импичмента Юна, апелляционный суд отменил приговор первой инстанции и открыл Ли Чжэ Мёну дорогу в президенты. Однако выяснилось, что представители Апелляционного суда все как один члены гражданской группы (NGO), которая тесно связана с демократами. Осознав, что случилось юридическое чудо (читай – свои отмазали своего), Верховный суд отправил дело на пересмотр и отменил приговор апелляционного суда. После этого демократы заявили, что «случился судебный переворот, не уступающий военному» и стали угрожать импичментом Верховному суду, начиная с председателя. Благо – национальное собрание может провести импичмент любому чиновнику простым большинством голосов, а у демократов там их почти две трети. После этого Верховный суд сделал шаг назад и заявил, что «мы, конечно, отправляем дело на пересмотр, но пересмотр будет после выборов».
Сложилась любопытная ситуация. Формально действующего президента можно посадить только за мятеж или госизмену, но прецедента, когда действующий президент страны может получить приговор за прошлые дела, в корейской истории ещё не было. И хороший вопрос, что будет, если Верховный суд пойдёт на принцип, а не решит проявить сервильность. Пока слушания перенесли на неопределённый срок, так что ничего ещё не закончилось.
Фёдор Лукьянов: Это уже абсолютное кино. Можем ли мы вообще говорить, что в Южной Корее сейчас существует истеблишмент? Или они теперь все борцы с системой, как это стало модно в мире?
Константин Асмолов: Нет, ситуация немного иная. В Южной Корее, с одной стороны, демократы и консерваторы являются частью истеблишмента, с другой стороны, политическая культура страны уже давно пришла к тому, что соперничество демократов и консерваторов – это не соперничество идеологий, а борьба властных группировок в лучших традициях феодальной Кореи. Есть, да, некие знаковые моменты. Демократы формально выступают за прогрессизм, диалог с Севером и балансирование между сверхдержавами. Консерваторы упирают на более жёсткий курс в отношении КНДР и прочный союз с Америкой. Но даже это во многом является проявлением логики фракционной борьбы.
Фёдор Лукьянов: Попробуем вернуться в более традиционное политическое поле, как мы привыкли смотреть на крупные и важные страны, какой является Южная Корея. Будет ли как-то меняться реальная политическая линия по основным интересующим нас вопросам или всё ограничится суетой?
Константин Асмолов: Здесь мы видим взаимоисключающие сигналы. С одной стороны, Ли Чжэ Мён был единственным из кандидатов в президенты, который упомянул Россию и сказал, что будет развивать отношения с ней. Остальные Россию не упоминали ни в позитивном, ни в негативном ключе. Кроме того, его советник по национальной безопасности Ви Сон Лак – бывший посол в России. Он собирается восстановить существовавший при Мун Чжэ Ине комитет, который бы занимался северной политикой и евразийской инициативой, а руководит им Пак Чон Су – известный чиновник и достаточный русофил. Но, с другой стороны, Ли Чжэ Мён давал много обещаний разного толка «за всё хорошее и против всего плохого», и поэтому не очень понятно, что из этого он будет выполнять.
На момент выборов 2022 г. Ли позиционировал себя как самого левого популиста в Демократической партии (даже левее, чем Мун). Сейчас мы наблюдаем довольно активный бег вправо. Раньше Ли говорил, что он южнокорейский Берни Сандерс, теперь он предпочитает заявлять, что он южнокорейский Дональд Трамп, а самого Трампа предлагает вывести на Нобелевскую премию мира. От концепции безусловного базового дохода он отказался.
Ему придётся договариваться с Трампом, а тот человек злопамятный и помнит его антиамериканские высказывания. Поэтому Ли должен деятельно доказать Трампу, что он «свой». Для того чтобы получить минимальную свободу рук на каком-то важном для него направлении, он должен пожертвовать другими.
Юн Сок Ёль был в похожей ситуации, и он пожертвовал межкорейским направлением ради того, чтобы сохранить какую-то свободу рук на китайском и российском. Несмотря на заместительные поставки оружия, красные линии Москвы он всё-таки не пересёк, и прямых поставок вооружений, боеприпасов, военных советников на Украину не было.
Тут возникает вопрос, чем будет жертвовать президент Ли Чжэ Мён, учитывая, что формально для него на первом месте межкорейское направление.
И последний момент: СМИ, связанные с демократами, критиковали российскую специальную военную операцию (СВО) не меньше, а наши русскоязычные граждане Республики Кореи, устраивающие протесты против СВО, получают помощь от демократов, а не от консерваторов, которых они очень-очень не любят.
Фёдор Лукьянов: Почему именно в Южной Корее политическая элита овеяна какой-то удивительной магической пеленой: гадалки, ворожеи, предсказатели – и все при первых лицах. Это такая традиция?
Константин Асмолов: Есть интересная деталь, которая вообще касается шаманизма в Корее. Шаманизм имеет очень низкий социальный статус, но уровень суеверия весьма высок, и поэтому, с одной стороны, вроде как неудобно, а, с другой, вроде как хочется. С третьей стороны, замарать противника, заявляя, что он «такой-сякой с шаманами якшается» – это тоже популярный приём. Можно вспомнить, как из Чхве Сун Силь делали шаманку, хотя она скорее была дочерью представителя секты с шаманскими корнями. Но идея, что президентшей управляла неграмотная шаманка, очень хорошо зашла в политику. Разумеется, так же активно говорили и про Юн Сок Ёля.
Но! Была замечательная история про Ли Чжэ Мёна, которую помнят не все. На каком-то этапе Ли громко заявил, что он подвергся геомантической агрессии[1]. Злые люди не то чтобы раскопали могилу его родителей, но поставили там всякие камни с магическими символами, видимо, для того, чтобы пресечь поток благотворной энергии и, таким образом, подрезать его возможности. Шума было много. Потом внезапно выяснилось, что всё наоборот: его фанаты пытались усилить этот поток энергии, но что-то пошло не так, и его не предупредили. Вот это действительно в лучших традициях средневековой Кореи: негодяи поставили три зелёных флажка на могиле моего дедушки для того, чтобы разрушить мою политическую карьеру.
[1] Геоманти́я (др.-греч. γεωμαντεία от γῆ – земля и μαντεία – прорицание) – гадание с помощью земли; популярный в арабских странах метод гадания, основанный на толковании отметок на земле или рисунков, которые образуются в результате подбрасывания горсти земли, камешков или песчинок.
